[mask name="Этьен Мерсье" status="Свобода, равенство, братство" avatar="https://upforme.ru/uploads/0018/3d/6c/109/142907.jpg"][/mask]
Этьен вернулся когда работа уже кипела: кто тела таскал, кто могилы рыл. Этьен присоединился к лагерю вторых, потому что, стыдно признаться, от вида мёртвых, разлагающихся тел, от их запаха его воротило. Но он же офицер великой армии Наполеона и не имеет права выказывать отвращение. Упаси Господь ещё стошнит, а ещё хуже, если на глазах кого-нибудь из армии Российской империи. Каково бы было, если б русские увидели, что его мутит? Неприлично. Французский офицер так себя не ведёт.
Так считал Этьен, а потому взял одну из лопат и встал рядом с теми кто копал.
— Tant de corps, il faudra creuser une tombe immense,* — он это сказал вслух, окидывая взглядом участок земли.
— Faire ce qui est demandé, puis décider!** — ответил на ломанном французском кто-то рядом, толкнув плечом.
Кому ещё могли принадлежать эти слова? Конечно же, ces barbares, русским. В другой день он бы поспорил, настояв, что неплохо сначала прикинуть, где рыть, да сколько людей поставить, дабы работать быстрее. Но не стал. Лишь про себя отметил что по ту сторону фронта окопы, вероятно, также копают:
— Копай, а там разберёмся.
В такую жару, да ещё под палящим солнцем трудиться было непросто. Этьен потел, временами чувствовал себя как тот самый конь, что изнывал от жары и хотел пить. Временами прерывался передохнуть и сделать глоток-другой воды. Его место занимал кто-то другой, потом менялись.
Пару раз ему попался на глаза Жан-Батист, они немного поговорили, перевели дух вместе. Потом выпили по кружке воды с капитаном Дидье, который выглядел радостным и взволнованным одновременно. Зачем-то даже извинился, но по виду не каялся. Что? Мерсье ничего не понял…
Так работа сложилась сама-собой. Не без ссор: пару раз слышались споры, правда. Но, в целом, общими силами они справились быстро для такого количества убитых. В иной день заняло бы в разы больше времени.
Когда работа была закончена, над свежей землёй водрузили простой деревянный крест. Без украшений и знаков, просто чтобы обозначить место. Затем вперёд вышли священники: по одному с каждой стороны. Французский капеллан говорил по-латыни и по-французски, негромко, будто боялся нарушить тишину. Его слова были привычны, знакомы на слух, и Этьен машинально склонил голову.
Потом заговорил русский поп. Речь его была чужая, тяжёлая на слух, с протяжными, незнакомыми напевами. Французы не крестились, не принято же, но стояли смирно, сняв шляпы. Никто не перешёптывался, никто не смеялся. Даже артиллеристы, обычно не отличавшиеся благочестием, молчали.
Этьен, как и многие вокруг, думал о смерти, о земле. И о том что на том свете различий нет. Кожу жгло — руки, лицо и шея сгорели на солнце, запах свежевскопанной земли смешался с потом и дымом... Потом кто-то кашлянул, кто-то вздохнул и тишина прошла.
Наступило время отдыха? Пожалуй, что и не помешало бы. Даже, например, чего-нибудь перекусить. А потому Этьен отправился в поисках чего-нибудь съестного. Ему встретился российский солдат, угощавший чем-то странным, но вкусным на вид. Название как-то пролетело мимо, а вот вкус понравился! Этьен даже второй кусочек попросил. А, может, и третий бы попросил, и четвёртый.
— ТАНЦЫ!
От криков этого высокого голосистого поручика Этьен вздрогнул. Слово это повторилось больше десятка раз. Кто-то подхватил и тоже стал выкрикивать. Не зная русского, не сразу понял чего раскричался, но кто-то объяснил и молодой француз сделал шаг вперёд.
— Je suis d'accord ! Si vous me donnez encore un peu de votre délicieuse cuisine russe, je jouerai du violon avec plaisir.***
* Много тел, копать надо глубокую могилу.
** Делай, что велено, а дальше решим!
*** Согласен! Если вы мне дадите ещё немного вашего русского угощения, я сыграю на скрипке.